Умело направленный кормчим Эстольдом, «Дракон» медленно и точно разворачивался правым бортом. Его ожидали три или четыре десятка викингов. Они носили полное вооружение. Одни в броне с набедренниками и поножами, другие в кольчугах с железными юбками, надетых на кафтаны, сшитые из кожи бычачьих хребтин; все в простых или в рогатых шлемах. Это благородная тяжесть, она не утомляет викинга.
Несколько траллсов поймали брошенные канаты и осторожно подтягивали «Дракон». Не дожидаясь, ярл прыгнул на пристань. В боевом вооружении он не рискнул бы. Между бортом драккара и пристанью оставалось, по крайней мере, пять шагов. Нет, скорее шесть, чем пять…
Оттар коснулся как раз крайнего бревна причала и задержался на миг. Казалось, что он упадет между пристанью и драккаром, но он переступил вперед. Стало очевидным, что ярл нарочно задержался на краю. Это была своеобразная шутка, в духе викингов. А прыжок был не только силен и смел, он был красив. Однако же это была лишь игра вождя, обдуманно утверждающего свое превосходство, поступок человека, знающего, что на него смотрят, и ничего не делающего зря.
Никто из викингов, встречавших «Дракон», не пошевелился. Протянуть руку сыну Вотана, если он не попросил об этом, значит усомниться в его храбрости и силе, нанести тяжелое оскорбление.
Вслед за Оттаром прыгнули Галль и Свавильд, телохранители ярла.
Гиганты ростом и силачи, они были также и берсерками — воинами, которых в бою иногда охватывало безумное опьянение убийством, удесятерявшее силы. За беспричинные убийства, насилия и поджоги тинг изгнал их и объявил вне закона.
Они нашли надежное убежище во владениях нидаросского ярла.
На обширной пристани не сделалось тесно, хотя к охране причала присоединилось около сотни викингов, вернувшихся с моря. Каждый, не слушая других и стараясь перекричать соседа, рассказывал о своих подвигах, о брошенных с громадного расстояния гарпунах, о китах, убитых с одного удара, об острогах, которые целиком ушли в тело морского зверя, об ударах железной боевой дубины, разбивавших, как яйца, черепа кашалотов, о стрелах, настигавших птицу под облаками…
Никто не противоречил самохвальству. Проявления силы и ловкости были возможны, выражение же сомнения грозило злобной кровавой ссорой, а стычка влекла риск наказания смертью, так как нидаросский ярл не допускал убийств между своими. Но не следовало быть и излишне доверчивым — легковерие вызывало обидные насмешки. Викинги были постоянно настороже, между ними не было братства, товарищества, а только боевое содружество, в котором каждый стоял за себя, а за других — лишь по деловой необходимости.
Больше суток на «Драконе» никто не спал ни минуты; все, не исключая ярла, в свою очередь садились на рум и гребли в полную силу. Ничего не ели, кроме случайного куска вяленого мяса — было не до еды, страсть истребления владела добычливыми охотниками. С запасом пресной воды покончили в первые же часы погони за морскими зверями. Однако никто не выказывал нетерпения, каждый прославлял себя хриплым голосом, насильно выталкиваемым из пересохшей глотки.
В сущности, во всем этом не было вымученной рисовки. Викинги умели переносить настоящие лишения не такие, как пустяковые неудобства короткой охоты! И сейчас они могли бы без отдыха пуститься в открытое море.
Наконец шумная толпа направилась вверх по дороге, брошенной змеиными петлями на крутой берег фиорда Стража осталась на пристани.
Нет часа, когда на Гологаланд и на Нидарос не может налететь флотилия любого свободного ярла, привлеченного запахом известного богатства Оттара. На далеких мысах и вершинах, командующих подступами к фиорду, ждут дозоры. Они бдительно следят за морем и поддерживают сухим топливом огонь в очагах, укрытых от ветра и дождя. Охапка сырой травы или соломы даст тревожный клуб черного дыма.
На берегах заготовлены нацеленные камнеметы и самострелы, готовые послать камни и дротики в драккары нападающего, когда они появятся в горле фиорда.
В фиордах нет ни войны, ни мира. Все зависит от трезвого, делового расчета ярлов, стремящихся к своей выгоде. Здесь каждый за себя и каждый на страже с ранней весны и до поздней осени, до темных дней зимы, которые делают море слишком свирепым даже для морских драконов и приносят суше не мир, а передышку.
Чтобы преодолеть кручу, дорога от пристани делала четыре витка и переваливала в долину, которая, сужаясь и расширяясь, врезалась в горы. Это было надежное гнездо среди то голых, то одетых суровым темным лесом возвышенностей. Они закрывали солнце. В долине утро наступало позже, а ночь приходила раньше, чем в открытом море. Зато горд Оттара не так страдал от северных и восточных ветров. Горы ослабляли силу зимних бурь, и метели падали в долину Нидароса спокойными снегопадами.
Кто первым осел здесь, кто построил первую стену из бревен и кто пробил дорогу в скалах?
Ярлу Гундеру, сыну Овина, отцу Рекина и деду Оттара, понравился дальний северный фиорд в те дни, когда кровавая ссора с ярлом Гальфданом Старым вынудила Гундера, не менее храброго, но более слабого, покинуть юг страны фиордов.
Ярлы Гундер и Гальфдан Старый оба происходили из великого рода Юнглингов, от отца племени фиордов Вотана их отделяло сорок семь сосчитанных поколений. Однако даже родные братья воюют и проливают кровь друг друга, не теряя чести и славы. Итак, Гундер искал свободных мест — и до сих пор у его внука Оттара есть только дальние соседи, а ближних нет.