Всем были понятны основы доброй Новгородской Правды, заключавшиеся в очевидно человечном признании равного права всех людей на вольность и на блага земли.
Во дворе старшины Одинца жил новый, особенный человек. Его нашли едва живым не берегу Двины ниже того места, где затонул наибольший драккар вестфольдингов.
Человек, как зверь шерстью, зарос черным волосом и, как зверь же, был без речи. На его шее сидел медный обруч с нурманнской буквицей «R». Такая же буквица была выжжена на его лбу, а на ноге цепь, прикованная к вырезанной из днища драккара прочной дубовой доске. По доске-то поморяне поняли лучше Оттара истинную причину потопления «Дракона».
Черпальщик до самой зимы молча и дико, не боясь холода и дождя, просидел в углу двора. С наступлением морозов он забился под лавку в избе.
Ребятишки боялись человека-зверя, потом привыкли, и он, как видно, привык. К середине зимы черпальщику сделалось легче. Он, как маленький, ходил за хозяйкой Заренкой, таскал воду, дрова.
И горько, и радостно было наблюдать, что в изувеченной нурманнами душе затеплилась живая искорка. Диво, он пытался учиться говорить.
С весны черпальщик мог освоить простую работу. На работе окончательно освоил человеческую речь, но лишь через два лета он сумел припомнить и сложить слова рассказа о своей прежней страшной жизни.
Бежавший от нурманнов варяг из померано-русских славян Горик не осел у поморян, вскоре ушел в Новгород. Горик не вернулся на родину, а дал Городу клятву-роту на верную службу и сделался городским ротником-воином.
Вместе с другими Горик ходил на службу на окраину, отличился воинской сметкой и разумно-спокойной храбростью. Он пришелся по душе Гюряте, который послал его ротным старшиной в Ладогу. Со временем Горик, взяв в жены племянницу новгородского посадника, породнился с Гюрятой.
В год нурманнского разорения Одинцу шло тридцать четвертое лето, а Заренке двадцать восьмое. Они чисто, не растрачивая крови и не разменивая сердца, прожили свою первую жизнь. И вторую сумели начать со зрелой силой познания себя и других.
Не скоро появились в Одинцовом дворе прежние достатки. А жизнь спорилась. Помощники Ивор и Гордик подрастали, за ними поднимались другие: теперь Заренка не скупилась для мужа на доброе, любовное слово и, в счастливом браке, больше не отказывала Одинцу в сыновьях и дочерях. Но это — их дело. Одинец жил без былой тоски, со спокойным, сытым сердцем. Чего еще нужно человеку!..
И еще по-иному увеличивался род Одинца и Заренки. После нурманнского разорения осталось много вдов и сирот. Не разбираясь в племени, поморяне и биармины подбирали безотцовщину. Заренка жадно тянулась пригреть несчастных. В семье Одинца воспитывались шесть ребятишек из рода замученного вестфольдингами Расту и трое Отениных.
Большой и крепкий, как земля, род, хотя без титулов и родословных. Не каждый ли, разглядывая нетленную ткань истории родины, захочет найти таких предков.
Поправляясь от нурманнского разорения, поморяне, памятуя заветы своего первого старшины Доброги, заглядывались на море:
— А дальше там что же?
Учились строить и строили глубокодонные, устойчивые под парусом на морской волне широкобокие лодьи, начинали надолго уходить в море.
Вскоре в их речи появились названия новых мест и морских мысов — Май-наволок, Крипун, Земляной, Кокурский, Шаронов, Кола, Калгуев, Жогжин, Кончаловский наволок, Кара, Терский берег, Вайгач, Моржовец-остров, Грумант и другие…
Король Гальфдан Черный наносил свободным ярлам сокрушительные удары. Сын Черного — Гаральд, прозванный Гарфагером Длинноволосым за клятву не стричь головы до полного изгнания и истребления свободных ярлов, избивал королей открытого моря.
Внук Гальфдана, Эрик, по прозвищу Кровавый Топор, выбил с земли фиордов последних пенителей моря.
Рагнаради свершилось… Как?! Те, перед кем дрожала Западная Европа, не сумели удержаться на собственной родине? Какой родине? Ее не было у викингов. Они не были ни народом, ни частью народа. Грабители-аристократы, они были паразитирующим телом, раковой опухолью, способной жить чужими соками везде, где государственное неустройство и слабость народов позволяли им причалить к берегу.
Причалить в буквальном смысле слова… Побывавший в Новгороде свободный ярл Ролло, он же Рольф ле Маршер и Роллон французских хроник, после того как тинг объявил его вне закона, в 876 году на шести драккарах ворвался в Сену. Использовав уроки предыдущих походов и особенно полученную на Востоке науку, умный и ловкий Ролло после долгой, но успешной войны основал на севере нынешней Франции герцогство Нормандское.
В 912 году Ролло вынудил Карла Простого, короля французов, признать себя побежденным. Карл утвердил право герцога нормандского на большую долю французской земли и выдал за норвежского пирата свою дочь Жизель.
Несчастный договор, принесший бесконечные бедствия французам и англичанам в течение следующих семисот лет их истории, был подписан в городке Сен-Клэрсюр-Эптэ (ныне скромное местечко департамента Сен-э-Уаз, около шестисот жителей).
Через полтора столетия, в 1066 году, потомки первого герцога Нормандии Роллона удачно организовали завоевание и ограбление Британского острова. Могучие, номинально зависимые от французской короны, нормандские герцоги сделались, по праву силы, одновременно независимыми королями Англии. И на протяжении нескольких веков Нормандия была проказой в телах и французского и английского народов.